Оксана Дворниченко, кинодокументалист, автор многих фильмов и книг. Ее снятый в начале 90-х фильм о судьбе советских военнопленных «Почему ты жив?» был показан по ОРТ, отмечен на международных кинофестивалях. 

В издательстве "Культурная революция" в конце 2016 года вышла ее книга «Клеймо. Судьбы советских военнопленных». Это многочисленные записи интервью, и архивы, и общий анализ страшной темы. Интервью с ней недавно вышло в "Новой газете". 

— Когда вы начали заниматься этой темой, судьбой советских военнопленных?

— В 1994-м. До этого мне пришлось работать над большим проектом, связанным с войной, я была допущена в теперь закрытые архивы, мне удалось познакомиться с уникальными документами… Так что я оказалась внутренне готовой к этой теме — трагедии пленных. Тем более что я и сама хорошо помню многие вещи, — это ведь коснулось и нашей семьи.

 В харьковском окружении был мой дядя, отправленный потом в лагеря на десять лет, он тоже пропал без вести. У половины моих одноклассниц отцы без вести пропали. Ну, мы все тогда так думали: пропали. И только потом я узнала, что те, кто считался пропавшим без вести, большей частью пережили плен. И многие оставались живы еще долгие годы, но боялись навлечь на своих родных вполне возможные неприятности.

— И со сколькими вы встречались?

— Несколько десятков человек.

— А многие отказались?

— Многие… А до некоторых мы не доехали.

Приходилось мотаться, за неделю, бывало, Липецкая область, Рязанская, Подмосковье… Иногда по два интервью в день. А ведь эти старые люди, они десятилетиями молчали, у них же никто никогда не спрашивал, как они жили, что с ними было. И поэтому, когда я приезжала, им надо было выговориться. Исповеди совершенно душераздирающие.

Вначале я хотела опубликовать только сами интервью. Но потом поняла: придется рассказывать, объяснять многое другое. Скажем, что такое харьковское окружение? 

Я не военный историк, но приходилось копаться, чтобы что-то понять самой. И еще мне, конечно, очень повезло, что смогла поработать в Гуверовском архиве, нашла очень интересные материалы в библиотеке Стэнфордского университета, замечательном Русском архиве в Сан-Франциско — о тех, кто из плена не вернулся, остался на Западе. 

Надо было понять: эти полмиллиона наших соотечественников — что с ними случилось? Их история тоже очень важна — тех людей, что выжили и не вернулись…

— Кто-то из ваших собеседников особенно поразил вас?

— Самый поразивший меня персонаж — это Михаил Минаев. Я потом даже вернулась к нему в Рязанскую область и сняла отдельный фильм с ним и его женой. Дивная совершенно Татьяна Владимировна. Голубоглазая, с этой прялкой… Прядет судьбу. Тринадцать лет его ждала. И он, такой джек-лондоновский персонаж, с невероятной мощью характера и волей к жизни.

— Я помню по вашей книге, он постоянно бежал из лагерей — немецких, советских… Из Воркуты бежал… Совершенно невообразимо…

— Отчаянный человек. Но у меня такое впечатление, что вся война была такой — отчаянной, безбашенной, на всех уровнях.

— Простите за такой вопрос. Не кажется ли вам, что мы со всем этим безнадежно опоздали? Поколение, прошедшее войну и тем более плен, оно практически ушло. Зюганов так постоянно и говорит: чего вы все врете? Какие репрессии? Какие миллионы расстрелянных? Всего 600 тысяч!.. Зато какую страну построили!..

— Да. Я перелопатила массу материала и мне попадались такие подлые книжки. Даже не эти замалчивания и сокращения… А сама логика: «Да, что-то было, конечно… Но это было хорошо для страны. Полезно. Надо же было кого-то посылать в Сибирь, на все эти военные объекты, которые тогда начали строить…» 

 Вы правы. Тут… даже не беспамятство… В этом есть какой-то охранительный психологический феномен. Ну, больше уже не вмещается. Человеческая душа уже не вмещает этих страданий. Этих растерзанных, убитых. Сокуров правильно говорил, что земля наша пропитана кровью, мы живем на костях этих поколений, это действительно так.

МИХАИЛ МИНАЕВ, в плен попал в 1941:

— …Познакомились с Татьяной Владимировной, когда я у них в деревне от немцев скрывался, — я ей обещал: «Жив буду, тебя не забуду». И выполнил свое обещание. Я ей после уже писал, не с Воркуты, а с Колымы. Удостоверился в письмах, что ждет. Обещал — ну и поехал, к удивлению, конечно, соседей — нашелся такой пленный.

Сын родился уже без меня — я ничего не знал, что у меня будет сын. Я прислал ей письмо, когда уже меня осудили, написал: так и так, жив, ты дала слово ждать — жди, я обещаю вернуться. Когда вернулся, сыну уже почти 12 лет было, он в 4-й класс ходил.

А после, в 56-м, родился еще сын, потом в 59-м и девочка в 65-м. Я-то натерпелся там, думаю, дай-ка нарожаю больше, пусть растут. Четверо вот, по нынешним временам немало. Внука ни одного, а все внучки. Сейчас пока шесть. Хоть и с запозданием, меня жизнь немножечко оттянула, кое-что все-таки наверстал, довольствуюсь этим.

ФЕДОР АБРАМОВ, писатель, в 1943-1945 следователь СМЕРШа:

[О следователях] Уродливый, нелепый, поистине преступный подбор кадров по «чистой» анкете, по крестьянски-пролетарскому происхождению, без учёта способностей, господствовал в нашей стране и в армии, в органах контрразведки в том числе, что калечило умы и души людей, и без того подавленных страхом и демагогией.

[26/04/1975] Отправился на вечер встречи ветеранов контрразведки в Доме офицеров. Славословили, возносили друг друга, пионеры приветствовали.. Герои незримого фронта, самые бесстрашные воины. Верно, кое-кто из контрразведчиков ковал победу обезвреживал врага. 

Но сколько среди них костоломов, тюремщиков, палачей своего брата. Я не мог смотреть на этих старых мерзавцев, обвешанных орденами и медалями, истекающих сентиментальной слезой. Ушёл.

Полный текст интервью в "Новой газете": "Жернова"