Владимир Найман объясняет задачу.

На семи погостах он установил памятники и кресты. Восьмой мы устанавливали вместе на детском кладбище при женском лагере в  полукилометре от Эльгена.

Иван Паникаров 

Об истории Эльгена нам рассказал председатель Ягоднинской общественной организации «Поиск незаконно репрессированных» Иван Паникаров : «Это село знаменито тем, что в годы репрессий, в частности, с середины тридцатых по пятидесятые годы прошлого века здесь находился огромный женский лагерь. Образован он был в 1935 году. Содержались здесь в основном женщины, родившие детей в лагерях. Их свозили в этот лагерь с предприятий Северного, Южного, Западного управлений. При лагере был детский дом, где содержались дети заключенных женщин. До двух лет они воспитывались в этом детдоме, после их насильно отбирали у матерей и отправляли на материк в детские дома. Таким образом, женщины автоматически лишались материнских прав. Конечно же, дети и  умирали»…

Карта лагерей Ягоднинского района 

Любовь Попова – Бутько родилась в 1941 году в заключении, она чудом выжила в Эльгенском детском доме. Ее рассказ мы позаимствовали из документального фильма, снятого в наших краях в 1991 году киностудией «Ленфильм». Документальная лента состоит из трех частей. Эта часть называется «Лицом к лицу».

Привожу дословно: 

«Я родилась в лагерной больнице 2 августа 1941 года (обратите внимание на эту дату, мы еще к ней вернемся). Мама была осуждена, отбывала наказание. Нас, видимо,  определили  в детский дом с ясельного возраста…Вот я помню небо – на улицах были стеллажи,  мы там лежали. Ну это вроде прогулки, что ли… Рожать в то время, тем более,в таких условиях было рискованно, какая бы любовь ни была…Я спрашивала маму : «Зачем ты меня родила?» Она ответила: « В надежде на освобождение. Действовал указ об освобождении этих  женщин»….

Действительно, их освобождали. Но моей маме этот фокус не прошел: война началась 22 июня (я родилась 2 августа). Этот указ отменили, она осталась при своих интересах. Лагерь я не помню. Но для меня, что детский дом, что лагерь – одно и тоже, потому что у нас тоже зона была. Мы выходили гулять и видели: забор, колючая проволока, вышки с конвоирами.

Мне было три года, когда я познакомилась с мамой. Это было первое свидание, которое ей разрешили со мной. Меня избили и я спряталась под кровать. Меня не могли оттуда вытащить – мы знали, если  тебя хотят выудить, то ждет наказание. Я не соглашалась, в конце концов удалось меня оттуда вытащить и вот, меня упирающуюся ведут «к маме». Подводят к окну, а там лицо. Его трудно рассмотреть – стекло заиндевелое. Она кричит и рыдает: «Дочечка, я твоя мама». Я ей: «Тётечка, забери меня отсюда, меня здесь бьют!». Она мне: «Меня не пускают к тебе, но я обязательно к тебе приду»…

Кресты на могилах.

Господи, в моем детстве не игры запомнились, не игрушки, а комната- стульчики в ряд, радиотарелка, и мы – под ней. Мы  знали всю информацию с фронта. Если  немцы захватывали  какой-то город, значит и у нас обстановка менялась – очень мрачно было. Если где-то победа, освобождали город, у нас был праздник – могут покормить. А так мы вечно голодные, всегда заглядывали и ждали еду. С нами никто не занимался, мы были как несчастный балласт, который шел этапом за своими родителями. Куда мамок перебрасывали, туда и нас. Погрузят на  машину, крытую брезентом нас с кульками нашими и – в путь…В любую погоду…Тогда  на Колыме было намного холоднее. Нас закутывали, сажали на скамеечки…Кто доезжал, кто не доезжал. Нас замерзшими кульками снимали, если кто выживал, то в больницы попадал…Мое нахождение в детском доме оно так и получается: умирание – возрождение – умирание – возрождение…

…Всегда подчеркивали, что мы ублюдки. Мы знали, что мы неполноценные дети, дети врагов народа… Мы не дружили между собой. У нас царила  обстановка разобщенности: дай бог, найти свой уголок, спрятаться и чтобы тебя никто  не бил. У меня дружок был, Миша… До сих пор не могу без слез вспоминать. Хороший, добрый  мальчик, инвалид…У него пальчики все покореженные были. И его вечно  все шпыняли и обижали. Он всех прощал. Погиб на моих глазах…

рабочая группа 

Вся система нашего воспитания была направлена на уничтожение нас. Например, купание. На раскаленную плиту  ставили ванна, нас выстраивали…То ли это был какой-то отбор, то ли в назидание непослушных… Мы с ужасом смотрели как купали. Одного выкупали, красного и сваренного – унесли. Ребенок сначала орет истошно, потом затихает…Второй, третий… Дошла очередь до Миши. Дети поняли, что что-то не то. Я вцепилась в воспитательницу: не трогайте его!!! Он орет, его несут к плите и  меня отдирают… Мишу выкупали, орал – орал, затих. Его унесли. И меня вслед за ним. В ванну сажают, я ору, как поросенок. Чувствую: подо мной раскаленное что-то и…  потеряла сознание. Меня вареную доставили в больницу, выходили после такого купания. А Мишу больше  никто не видел. Вот такой у меня был маленький косолапенький, уродливый дружок»…

Готовим место под поклонный крест.

К месту установки поклонного креста мы ехали морально подготовленные. Но, оказавшись там поняли, что подготовиться к этому невозможно.

Удручающая картина предстала нам: покосившиеся, полусгнившие, почерневшие крестики, большинство из них – в воде, провалившиеся могилки маленьких мучеников, кое-где сохранившиеся душераздирающие надписи.

Кресты на могилах.

В большинстве своем здесь захоронены младенцы. Невольно представляешь себя на месте несчастных матерей. Я приехала сюда с группой энтузиастов, которую возглавил директор артели «Спокойный» Владимир Найман:  работники артели: Валерий Пехтерев, Геннадий Проскурин, Сергей Лапин, камчатский автор-исполнитель Анатолий Федоров, главный врач Дебинской больницы Георгий Гончаров, благочинный Синегорского округа, отец Владимир и семинарист Белгородской духовной семинарии Александр….

Детское кладбище в запустении.

Видите, крестики, – показывает отец Владимир, – люди-то были верующие, я думаю, если не крестили деток, то погружали хотя бы. Ведь здесь отбывали наказание и священники… Забвенность этого кладбища говорит и о забвенности наших чувств. Рядом – погост, на котором хоронили уже позже. Оно ухоженное, а  это в запустении – родителей этих детей уже нет.

Установка креста.

Этот крест, который мы установили – в память о  тех трагических днях, сопереживание наше – людям, которые в таких страшных местах имели отношения между собой, любили, кто-то и не доживал увидеть свое чадо, погибал в лагерях… Погибшие эти чада вызывают чувство глубокой скорби…Скорби о человеческом безрассудстве, человеческой злобе, что привело к тому, что наряду со взрослыми погибали дети.

Отец Владимир освящает крест.

Спасибо Владимиру Найману, что он находит эти места и увековечивает память. Это хороший урок всем нам. Если у нас будет память о нашей истории, может быть, никогда не повторятся такие дни, которые приведут к скорби. Если мы это забудем, получим то же самое…

Автор статьи: Евгения Ильенкова

Оригинал kolymastory.ru